Как и следовало ожидать, «Черная книга коммунизма» из Франции вызвала большой
интерес и в Германии. В газетных статьях и в телепередачах восторженно подсчитывают жертвы Сталина, Берии и
Пол Пота. Их большое количество принимается за аргумент и предоставляет заинтересованной публике желанное
доказательство: коммунизм – это массовое убийство и больше ничего. Немалое количество левых и лево-либералов
видят в этом вызов и стремятся найти доказательство обратного: Куртуа и его соавторы подсчитали, дескать,
неправильно, такого большого количества трупов на самом деле не было. Помимо этого автор, мол,
предвзят в своих высказываниях: сколько трупов на счету капитализма даже в мирное время, в книге не
говорится. Призыв к точности при подсчете трупов и к взвешенности при очернении коммунизма выдает, с одной
стороны, насколько глубоко сидит заноза, которую воткнул левым французский экс-маоист. С другой стороны,
становится заметно, какими мерками эти левые хотят мерить: они недовольны разрушением морального
преимущества, из которого собирались извлекать право на критику капитализма, при всей своей дистанции к
Восточному Блоку. По крайней мере добрые, гуманные и антифашистские намерения более ранних
коммунистических движений они пытаются защитить перед своими оппонентами – которые все равно не стали бы
сторонниками коммунизма, даже если бы он получил премию за защиту прав человека. В связи с чем и не
рекомендуется отстаивать моральное право левой критики по отношению к критериям «Черной книги».
1. Какое
дело сегодняшним критикам капитализма до жертв Сталина?
Критика неизбежной и выгодной бедности широких
масс при капитализме и критика демократической государственной власти, которая гарантирует эту бедность на
одной стороне и богатство – на другой, не нуждается в ссылке на выдающиеся достижения Сталина и не может
стать неверной от совершенных им злодеяний. Сегодняшняя критика сегодняшнего капитализма – системы, которая
все-таки доказала превосходство своего могущества (в том числе и военного) над восточной «империей зла», –
не зависит от того, были ли враги капитализма, когда-то и где-то пришедшие к власти, солидными
политэкономами или недоумками, критиками государственной власти или государственными реформаторами, чуткими
сотоварищами или бессердечными деспотами.
В любом случае, капитализм не станет лучше от того, что
альтернатива к нему, имевшая место в ушедшем столетии, также не была идеальным решением; и критика
капитализма тоже не станет от этого менее обоснованной.
2. Причин революций, репрессий, войн и голода
на красной трети Земли все равно никто знать не хочет!
Рассмотрение вопроса о безумии кровавой партийной
дисциплины и об ошибках аграрных реформ в России было бы неуместным уже потому, что ни Стефан Куртуа, ни его
единомышленники совершенно не задаются вопросом о том, какая связь между суммированными трупами и
коммунизмом. Они и так это знают: жертвы пали в ходе этого свержения, а значит, оно настолько в них повинно,
что его единственной целью могло быть только убийство как можно большего количества людей и самоцельный
террор против еще не убитых. Вопрос о вине и приговоре решен, исследование причин не посчитали необходимым.
Поэтому всю свою смекалку Куртуа направляет на то, чтобы число «жертв коммунизма» вышло как можно
большим. Чем больше трупов – тем гнуснее то, чему их приписывают. Огромная сумма в 100 000 000 ставит
все на свои места.
Чтобы наскрести эту сумму, Куртуа приводит всех, кто погиб от насилия или лишений в
регионе реального социализма в течение 80 лет, не обращая внимания на то, есть ли вообще хоть что-то общее
между виновниками. Не важно, были ли это первые большевики, вояки гражданской войны или Сталин, устроивший
им показательный процесс, красные кхмеры под руководством Пол Пота или вьетнамцы, свергнувшие их власть на
Камбодже. Точно также безразлична для Куртуа и природа конфликтов, повлекших за собой эти жертвы. Вынуждены
ли большевики защищаться в гражданской войне, проходившей при военной поддержке империалистов, мобилизует ли
Мао население страны для «большого скачка», и его попытка скоростной индустриализации заканчивается голодом
в стране, проводит ли Сталин коллективизацию сельского хозяйства, раскулачивая мелких частных собственников,
или американцы забрасывают Вьетнам бомбами – во всем «виноват коммунизм». Не восстали бы революционеры
против старых властей – не было бы и жертв!
Не какой-либо определенной, неверно поставленной целью
виноват коммунизм перед человеком и его правами, а уже одним своим существованием. Согласно этому
интеллектуально убогому определению, коммунизм – это просто преступление и ничего больше. Вся система со
своей экономикой, мировым господством, народовластием и всякой культурной и спортивной чепухой полностью
охвачена, если ее рассматривать как нарушение установленных правил.
3. Моральное уничтожение мертвого
коммунизма было и остается вечнозеленой потребностью свободного общества
С падением коммунизма
антикоммунизм, по идее, должен стать скучным. Но не тут-то было: чем мертвее альтернатива к победившей
системе, тем беспощаднее сводятся счеты. За падением реального социализма следует моральное уничтожение его
основ, поскольку с окончательным разрешением вопроса о мировом господстве исчезло единственное основание для
хоть и небольшого, но все же почтения к этому ненавистному отклонению от благословенного капиталистического
строя – почтения, с каким поклонники государственной власти относятся к любому «реально существующему»
господству. Пока Запад был вынужден терпеть существование Восточного Блока с его альтернативной системой и
его могуществом, пытаясь ослабить страны Варшавского договора путем их признания, «Империя Зла» пользовалась
расчетливым уважением на дипломатическом паркете. То, что Хонекера и Брежнева принимали со всеми почестями –
из каких бы то ни было вражеских соображений – говорило о том, что Запад считался с Восточным Блоком и
признавал за его требованиями определенное право. Теперь же, когда альтернатива к безальтернативной системе
наконец исчезла, нужно окончательно покончить с мыслью о том, что такая альтернатива когда-либо
существовала: только капитализм соответствует природе человека и каждый, кто хочет чего-то другого, грешит
против человеческой природы! «По политическим причинам у нас не дохнут», – цинично бахвалится мирная
(поскольку крепко сидящая в седле) государственная власть. «А если кто у нас и голодает – так есть надо
больше!» А когда дело доходит до подсчета насильственных смертей в многочисленных кризисных странах
«свободного Запада» и во всевозможных войнах, то эти цифры говорят уже не о преступлении, а о «цене
свободы», которая показывает, насколько высокими ценностями являются свобода и нация, если «мы» согласны
приносить за них такие жертвы. Одним словом, труп трупу рознь!
4. Спасать честь ушедшего коммунизма все
же не стоит
Было бы однако неверным поворачивать в обратную сторону моральное уничтожение
коммунистических переворотов и государств, клеймя в свою очередь капитализм как преступление против
человечности. Кто называет какую-то определенную государственную формацию нарушением и преступлением,
компрометирует в первую очередь себя – поскольку говорит о плохом исполнении задач господства, делая это по
той причине, что имеет какое-то определенное представление о хорошем господстве. Однако господство хорошим
не бывает, ведь это узаконенное насилие над людьми и страной, которое необходимо только там, где и то и
другое (и люди, и страна) употребляется с целью, отличной от потребностей угнетаемого человеческого
материала. Вопрос о том, лучше ли быть жертвой демократически организованного господства и можно ли такие
жертвы оправдать с позиции высших ценностей, не волнует того, кто отвергает любую форму господства. Только
тот, кто хочет спокойной жизни с помощью власти над ним, выдумывает, что цель господства – более или менее
успешная служба высшим ценностям. «Реальный социализм» включился в это соревнование. Он заменил критику
буржуазной государственной власти распознаванием хороших и плохих ее сторон, со всей беспощадностью посвятив
себя построению «хорошего, по настоящему социального господства», – и это ошибка, которую не стоит ни
повторять, ни извинять ввиду плохих исторических условий.
5. А в остальном очередная дискредитация
коммунизма вреда не наносит
И причем не только потому, что у коммунистов и так нет хорошей репутации,
чтобы ее терять. Но и потому, что от хорошего имиджа толку все равно бы не было. Признание людьми того
факта, что зависимая от зарплаты часть человечества обрекает себя на зависимость и бедность, пока ищет
средства к существованию в зарплате, не наступит от того, что ее представители станут популярными в народе.
А того, кто этот факт все-таки захочет признать, сведения о сталинских репрессиях все равно не отпугнут. Как
раз наоборот: кто вследствие указания на совершенные «коммунизмом» моральные преступления отказывается
критически сопоставить собственные потребности с господствующими интересами, тот и не собирался этого
делать. Другими словами: кто ставит свои убеждения в зависимость от нравственного имиджа руководящих
личностей, добивающихся его доверия, тот может быть вполне доволен своими демократическими и фашистскими
вождями.
