Хорошенькое соглашение заключили государства на случай войны. Если неприятельский солдат безоружен, то с ним нельзя жестоко обращаться, нельзя угрожать ему смертью, а тем более его убивать. Согласно Женевской конвенции, такое насилие – нелегитимно. Пускать же в ход против другой страны целый арсенал военной техники – это не просто легитимно, а является неоспоримым правом каждого государства. Такое насилие легитимно, оно необходимо – для того, чтобы подавить боеспособность вражеского государства и нейтрализовать его оружие. С этим связано по возможности массовое убийство вражеских солдат и массированный террор против "гражданского населения". От солдат это требует вымуштрованной жестокости: порученные им боевые средства они должны применять надлежащим образом – не щадя ни себя, ни тем более человеческий инвентарь неприятеля. Из этого закономерно вытекает кровавая оргия, которая не подлежит никакой конвенции и никакому ограничению – ведь речь идет о защите наивысшего права: сохранить и отстоять свой государственный суверенитет перед другими государствами. Оглядываясь назад, это еще раз объясняет, почему в "обычных" американских военных действиях никто не видит ничего возмутительного.
Так что же это за "гуманизм", который необходимо проявлять по отношению к пленным? Это альтернативный способ обезоружить противника. Ведь предложение о капитуляции может сработать только тогда, когда оно по крайней мере дает неприятельским солдатам шанс выжить. Это не идеология гуманизма, которая внезапно возрождается прямо посреди войны, чтобы спасти как можно больше человеческих жизней, а трезвый военно-тактический расчет – с целью добиться победы наименьшими усилиями. Поэтому война в Ираке началась с того, что американские военно-воздушные силы сбрасывали листовки, в которых иракским частям предлагалось перейти на сторону противника. Тому, кто это сделает, обещано не рассматривать его в качестве боевого средства, находящегося в распоряжении вражеского государства и подлежащего беспощадному подавлению. Если он сдастся, ему – "по-человечески" – будет предоставлен статус частного лица. Правда, этому частному лицу больше ничего не обещают – кроме того, что сразу не убьют. Общеизвестно, что в "военной неразберихе" это обещание зачастую не удается сдержать. Но в принципе оно должно выполняться – ведь иначе не оправдается расчет, который лежит в основе этого "гуманизма", и отпадет причина, по которой вражеские солдаты должны сдаться.Итак, Женевская конвенция родилась вовсе не из государственных соображений гуманизма. Записанное в ней обязательство "гуманного обращения" с военнопленными вытекает из логики войн, которые ведут эти государства друг с другом. Помимо военнопленных, "гуманного обращения" заслуживает также и "гражданское население", т.е. та часть вражеского человеческого материала, которая не обладает непосредственной военной значимостью. "Основное положение" Женевской конвенции гласит:
"Лица, которые непосредственно не принимают участия в военных действиях, включая тех лиц из состава вооруженных сил, которые сложили оружие, а также тех, которые перестали принимать участие в военных действиях вследствие болезни, ранения, задержания или по любой другой причине, должны при всех обстоятельствах пользоваться гуманным обращением..."Итак, в отношении людей, которые становятся просчитанными жертвами хорошо спланированного военного насилия, нужно сохранять немного принципиального уважения к их жизни. Правда, в военной практике этот принцип не всегда может соблюдаться – довольно часто так называемое "непричастное гражданское население" оказывается "побочной жертвой войны". А иногда по стратегическим соображениям обращаются в пепел целые города и "лишаются растительности" целые земельные полосы, чтобы отрезать противнику путь отхода или сокрушить его "мораль", т.е. принудить его к капитуляции. Но беспричинного истребления, ненужного или чрезмерного насилия быть не должно – чтобы по крайней мере "смягчить жестокости и страдания во время войны". Хотя от войны прежде всего страдает неприятельское население, она не должна быть направлена против "людей" на территории врага. Война идет против другого государства, чтобы насильственно подавить его суверенитет, а местным жителям как бы с сожалением сообщается, что они страдают "только" потому, что – волей или неволей – являются орудием в руках вражеской государственной власти. Разрушение их жизненных условий, здоровья, а то и самой жизни является необходимым, но за рамки того, что нужно для победы, оно выходить не должно.
Добровольный моральный самоконтроль отнюдь не стесняет государства в их решении провести войну, которую они – в том числе в моральном, и именно в моральном отношении – заранее подготовили:
– Они послали своих солдат с заданием уничтожать без всякой пощады. Чтобы солдаты имели чистую совесть, внутреннюю убежденность и эффективно справлялись с заданием, для них создали образ врага, причем не только по отношению к неприятельской верховной власти, олицетворяющей непостижимую бесчеловечность, но также и по отношению к местному населению – все-таки оно позволило бесчеловечным властям себя использовать, тем самым дав им возможность совершить свои злодеяния, – поэтому уничтожать его не жалко, ничего лучшего оно не заслужило.– Но по окончании войны они вспоминают о правах человека, согласно которым вражеский персонал – это тоже "люди", с которыми следует обращаться "гуманно". Так рождаются соглашения вроде Женевской конвенции: убивая врага, нужно помнить о том, что он "человек". С одной стороны, это абсурдно. С другой стороны, этот цинизм о правах человека во время войны полностью основан на расчете, который вытекает из военной цели: конечно, человеческий материал вражеского государства должен быть принесен в жертву, так как является орудием неприятеля, – и поэтому он беспощадно уничтожается. Но, с другой стороны, это всего лишь человеческий материал государственной власти, т.е. люди, которых можно поставить на службу, как только господствующая над ними власть будет свергнута. Именно это делает из врага "человека, заслуживающего гуманного обращения". В этом смысле иракцев "освободили". Без Саддама они – частные лица, которые должны найти повторное применение, причем такое, которое нужно Америке. Так что теперь политическое руководство должно втолковать своим солдатам, что враги – это тоже люди. Солдат, которых готовили, приучали и подстрекали к зверствам, необходимо в заключение перевоспитать. Они должны научиться тому, что разрешение на убийство и прочие безобразия выдается лишь ограниченно и на время – и только во имя государства и его интересов. Как известно, для многих солдат это оказывается задачкой не из легких.