война в ираке
Ни одно государство, кроме Израиля, не чувствует угрозы от иракского оружия, от которого Америка намеревается спасти мир. Угрозу конкуренты и партнеры по мировой политике видят скорее в одностороннем праве США на войну, на которое Америка претендует и которое она сразу же применяет – угрозу для себя как для таких же военных держав, у которых еще недавно на Балканах были свои собственные причины для войны с применением бомб, для «смены режима» и «установления нового порядка в регионе». Когда Америка решает, кто враг, а кто друг, объявляя свое решение обязательным для всего мира, и тут же самостоятельно уничтожает врагов, то для независимых европейских держав уже не остается места.
Тем не менее, никто из конкурентов по мировой политике не выступает открыто и принципиально против американского требования к подчинению. Они принимают в расчет власть, с которой им пришлось бы тягаться, – и эта власть вовсе не удовлетворяется тем, что она ведет войну, а остальные не раскрывают рта. США настаивают на том, чтобы их «партнеры и друзья» стали инструментом американского «стремления к безопасности», открыто поддержали войну и предоставили свою военную мощь для служения американскому мировому господству. И все же ни одна из больших держав не хочет мириться с тем, что Америка ради своих интересов терроризирует мир, а они вдобавок ко всему еще и запланированы в качестве прислужников.Сопротивление принимает лживую форму спора о мирном или ковбойском разрешении конфликта, о международном праве, о резолюциях ООН, об инспекциях по контролю за оружием и о толковании того, что сообщают ООНовские инспекторы: безрезультатность их поисков является для США достаточным доказательством того, что запрещенное оружие хорошо спрятано; для других это является причиной для продолжения поисков – возможно до тех пор, пока уже не будет слишком поздно для войны в пустыне при подходящей температуре. На самом же деле срок, предоставленный ООНовцам для мирного решения, США используют для того, чтобы завершить свою военную подготовку на Персидском заливе, и назначают таким образом время, которое остается остальным, чтобы присоединиться к войне супердержавы. То, что в крайнем случае она проведет эту войну самостоятельно, является истинной причиной для участия в ней – ведь Буш уже говорит о том, как он будет распоряжаться после войны: государства, которые откажутся его поддерживать, не будут допущены к использованию иракских нефтяных источников и вообще будут исключены из участия в мировой политике. И тут уже Блэр, Шрёдер и Ширак задаются вопросом, какой сорт империалистической деградации им больше по душе. Примерно так выглядят глобальные вопросы мирового порядка в начале двадцать первого столетия, которым в ближайшее время будут принесены в жертву сотни американцев и англичан, и, возможно, в тысячу раз больше иракцев.
1) Доводы, которыми Америка обосновывает свою войну, отнюдь не противоречат представленному здесь положению дел. Когда участники антивоенного движения говорят: «Международное право, права человека и демократия опять не являются истинными мотивами США», – то таким образом они утверждают, что эти высокие цели служат для Америки лишь отговоркой. При этом от них ускользает, что имеют ввиду демократические государства, морально осуждая другие государства вроде Ирака как бесправные режимы, как нарушителей международного права и прав человека, как тиранию. Такими осуждениями государственный деятель вроде Буша высказывает, насколько такое государство, как Ирак, не вписывается в установленный им мировой порядок, признающий исключительно за собой такие почетные титулы, как «демократия, международное право и права человека», – что, таким образом, иракское государственное руководство не имеет в этом мировом порядке права на существование и должно быть устранено. Самому себе Буш присуждает право, более того – обязанность привести этот приговор в исполнение. Так что, когда глава американского государства становится настолько фундаменталистичным и выставляет свое притязание на мировой порядок как требование высочайшей морали, тогда нужно воспринимать это как угрозу, в качестве которой она и подразумевается – то есть, как объявление о смене режима военным путем. Ошибочен, однако, упрек супердержаве демократического империализма, что она не всегда придерживается своих собственных принципов и довольно часто заключает пакты с «диктаторами и деспотами» – как, к примеру, при Рейгане с саддамовским Ираком, когда тот вел войну с Исламской Республикой Иран. Ведь пока демократические государства закрывают глаза на нарушение другими государствами демократических принципов, то этим они выражают удовлетворение полезными услугами этих глав государств, в другое время именуемых «диктаторами», – и даже хвалят их за то, что они «ведут беспощадную борьбу» с врагами американского мирового порядка, «применяя все необходимые для этого средства». Как только империалистические государства принимаются измерять подобные государства на шкале ценностей демократического господства, чтобы скомпрометировать их в свете этих ценностей, то это означает объявление боя, по причине недовольства их амбициями. Поэтому противники войны совершают ошибку, перенимая шкалу демократических ценностей при осуждении других государств и подчеркивая, что они, естественно, тоже против «насильственного господства» Саддама Хусейна, только война – это, дескать, все же не то средство, которое следовало бы применить для смены режима. Они упускают: Буша беспокоит в Саддаме (или несколько лет назад Шрёдера и Фишера в Милошевиче) не то, что его государственная формация недемократична, а то, что после проигранной войны в Кувейте, после двенадцати лет бойкота и постоянной бомбардировки Саддам Хусейн все еще господствует над Ираком против воли американской супердержавы.
2) Антивоенное движение требует «немецкого "нет" в совете ООН по безопасности». То, что Германия – как выражается канцлер Шрёдер – больше не собирается «щелкать перед Америкой каблуками», «при всей безграничной солидарности в борьбе с терроризмом» – именно это нравится антивоенному движению в немецких властях. При этом оно вполне могло бы заметить, что Германия таким образом вовсе не собирается уйти из мировой политики и предоставить другим принимать решения о войне и мире. Германия очень даже хочет быть глобальным участником этой конкуренции, включая вытекающее из нее насилие; и она делает кое-что для своего политического веса перед своей «входной дверью» на Балканах, но также, к примеру, и на Африканском Роге, и еще дальше на Гиндукуше. И если немецкое правительство вдруг зацеремонилось, когда речь зашла о войне как о «крайней мере» в установлении мирового порядка, то уж никак не потому, что стала неожиданно питать отвращение к войне: что ее не устраивает – так это то, что она изрядно исключена из военного упорядочения мира, как США его проводят. Неожиданное «миролюбие» Германии представляет собой ничто иное, как выражение глубокой неудовлетворенности по поводу собственного бессилия: Германия не получает права участия в принятии решений, ее влияние в военном регионе упорно слабеет. Получив статус добровольного помощника шерифа без права принятия решений, – такой статус предоставляет Америка своим «партнерам», – красно-зеленое правительство видит, что империалистические амбиции немецкого государства не только не удовлетворены, но и основательно попраны. Германия прилагает теперь все усилия для того, чтобы «исчерпать все до последнего мирные средства» – она хочет, чтобы инспекторы и дальше продолжали искать оружие, и, наконец, разрабатывает альтернативные способы мирного «разоружения» Ирака. Эта крайне расчетливая мирная дипломатия – ничто иное, как попытка использовать всю дипломатическую свободу действий, которая у Германии еще осталась, чтобы притормозить Америку, пока она на эту дипломатию еще реагирует, и чтобы выиграть время, за которое, может быть, удастся создать новые антиамериканские коалиции. Так что тот, кто считает, что «немецкое "нет" в совете по безопасности» было бы, по крайней мере, обнадеживающим началом, не замечает, что такое "нет" представляет собой исключительно средство империалистической конкуренции. Хуже того: таким образом он принимает сторону Германии с неверным суждением, что немецкий империализм – так как в случае Ирака он отвергает войну – предпочитает скорее «мирные решения», и значит является «меньшим злом». Это не так: когда это соответствует немецким интересам, то и Германия берется за оружие. В конце концов, она помогла разбомбить Сербию и завоевать Афганистан.