Когда США клеймят это как "трусость, зло и сумасшествие", а свое возмездие, наоборот, преподносят как высочайшую справедливость, то это не имеет ничего общего с данной суррогатной формой войны, терроризмом – это всегда так: в любой войне свои всегда стоят на стороне добра, справедливости, человечности; чужие же представляют собой порождение злого, сатанинского, бесчеловечного. Ни одна из сторон ни за что не признается в том, что просто-напросто ставит свои интересы выше интересов противника и хочет сломить его волю с применением насилия; каждая сторона выдает свои интересы за справедливость, чужие – за несправедливость. Таким образом, чужая сторона преследуется как правонарушитель; каждая сторона сражается якобы не за свои интересы, а за высочайшие человеческие ценности, сражается за добро и против зла.
Политические интересы, стоящие за терактами, Штатам вполне известны – иначе с чего бы они сразу стали указывать на ту часть карты мира, откуда эти интересы могут быть родом. Но при составлении портрета врага Америка всячески избегает любого упоминания об этом – признавать за врагом какую-либо уважительную причину его действий не полагается. Хотя и велись дебаты – в том числе и в Америке – о том, а нельзя ли истолковать теракты отчасти и как реакцию – как реакцию на последствия американского господства над миром, которые в определенно многих частях света, "к сожалению", не всегда столь благодатны, – но такие дебаты всегда заканчивались тем, что их участники ужасались – ужасались по поводу таких бесчеловечных поступков, терактов, которые ведь на самом деле повлекли за собой жертвы. При желании можно себе, дескать, представить и даже почти что понять, что демократия и рыночная экономика – так, как они осуществляются и внедряются Соединенными Штатами, – могут вызывать неудовольствие, но тот, кто хочет заявить о своем несогласии и требует с собой считаться, не имеет никакого права пользоваться такими средствами. А кто ими пользуется, тот стоит вне цивилизации и лишается всякого голоса, тот хочет просто нанести вред, потому что им руководит злой демон.Противоречивость такой аргументации очевидна: если Буш указывает на средства – самолеты, использованные в качестве бомб, – и из этого делает вывод о том, что враг – злой, то ему придется признать, что он тоже "злой", поскольку пользуется теми же, не менее смертоносными средствами – самолетами, сбрасывающими бомбы. Президент угрожает длительной войной, то есть разрушениями, которые вряд ли будут уступать тому, что учинили террористы. Делает кто-нибудь из этого вывод о том, что президент такой же "злой", как и террористы? Конечно, нет – ведь президент собирается учинять разрушения, руководствуясь самыми добрыми намерениями, которые оправдывают любые средства. Итак, мы имеем дело с крупной подтасовкой: неправота своих ни за что не может быть доказана, исходя из применяемых ими методов, потому что эти методы применяются в добрых целях. Причиняемые разрушения могут критически рассматриваться в лучшем случае с позиции целесообразности – т.е. добьется ли Америка с их помощью своей цели. Но относительно вражеской стороны применяется прямо противоположная логика: из разрушительных последствий ее действий делается вывод о ее целях, которые – вследствие разрушений – могут быть только "злыми". Таким образом, вражеской стороне отказывается в любой обоснованности ее действий – без всякого подробного рассмотрения этого вопроса. Более того: тем самым сказано, что этот вопрос вообще нельзя рассматривать – иначе покажешь, что хочешь понять, а значит, найти причины для оправдания этих "актов бесчеловечности", и таким образом примешь сторону врага. Стало быть, надо с самого начала и безо всяких оговорок исходить из того, на чьей ты стороне, т.е. выносить пристрастные суждения – с этого начинаются все эти возбужденные обсуждения и на этом они каждый раз заканчиваются.
Указывая на населенную мусульманами часть планеты, где терроризм, дескать, находит надежное пристанище, на исламистских агитаторов, которые призывают народные массы к исламской священной войне, и на правительства, которые используют ислам, чтобы сделать свое государство антизападным, США поставили под подозрение целую религию – то есть ислам – под подозрение в подстрекательстве к подобным "зверским нападениям на свободный Запад". Камикадзе, которыми якобы руководила вера в то, что путем самопожертвования 11 сентября они попадут прямо на седьмое небо, были восприняты, как указание на то, что ислам – это что-то вроде благодатной почвы для терроризма. В то же время это подозрение постоянно категорически опровергалось. Политики и журналисты, которые не могут найти достаточно слов, чтобы выразить свое возмущение по поводу "фанатизма" "исламистов", принимаются в это же мгновение за спасение чести ислама. Казалось бы, тут нет логики.
Тот, кто спрашивает: "Являются ли "исламисты" настолько "фанатичными" из-за ислама, или они неправильно понимают ислам?" – тот просто не хочет осуждать религию. Тот хочет провести границу между религией и "фанатиками": "фанатики" неправильно обращаются с религией, которая сама по себе очень даже заслуживает уважения. Считая себя, по-видимому, истинными толкователями Корана, западные ученые, журналисты, а также политики спрашивают у мусульман этого мира: "А правильно ли вы, собственно, интерпретируете свою веру в отношении к свободному демократическому Западу?" Т.е. они открыто претендуют на то, что знают, как мусульманину правильно понимать свою религию. Только так можно объяснить эти поиски тонкого различия между исламом и "исламизмом".
При этом последний принято рассматривать как злоупотребление исламом, состоящее в том, что расстановка приоритетов между религией и государством осуществляется неправильно. Если религия претендует на то, чтобы занять главное место в жизни человека, то таким образом она ставит себя выше государства, а значит, становится преступлением. Именно этот устав нарушается исламизмом. Религия должна занимать в государстве строго отведенное ей место дополнительного источника аргументов для оправдания осуществляемой политики, иначе она будет рассматриваться как "религиозный фанатизм". Смешивать религию и политику нельзя, и на первом месте должна стоять лояльность к государству. То есть, если люди верят в высшее существо – это пожалуйста. Но они не имеют права предъявлять исходя из этого какие-либо требования в отношении политики, осуществляемой государством; они не имеют права требовать от государства подчинения этому высшему существу. Таким образом, верующие обязаны смириться с тем противоречием, что хоть они и верят в существование высшего существа, стоящего выше всего остального, но в этом мире господином является государство, которому верующие обязаны послушанием, вне зависимости от того, являются ли его действия, по их мнению, богоугодными. Итак, подчинение некоему высшему существу граждане должны относить только к себе, к своей личной сфере. Если они находят в религии утешение и какую-то высшую причину исполнять все, что от них требуется, приносить жертвы и т.д., тогда государство обеими руками за религию – поскольку она является в точности тем, что некто Карл Маркс знал о ней еще в 1843-44 гг.: "опиумом народа" ("К критике гегелевской философии права").Отношения между религией и государством при демократическом режиме представляют собой, таким образом, подчинение религии главенствующему над всем государству. Когда президент Буш утверждает, что исполняет волю господню, то этим он придает своим приказам к военным действиям священность, но не обоснованность. Буржуазное общество и его государство не признают того абсолютизма, на который претендует религия в отношении к богу – высшей инстанции, стоящей над всем земным – наоборот, они ставят себя абсолютно выше бога: на свете нет ничего более высшего, чем поставленные и преследуемые государством цели. Все религии и все верующие должны этому правилу подчиняться. Правильно понятая религия – только та, которая знает свое место в подчинении государству. В этом и состоит настоящее превосходство нашей "просвещенной, цивилизованной" веры по отношению к "средневековым фанатикам Аллаха": когда Буш по телевидению возвещает своим землякам: "Бог не нейтрален!", то ссылается на бога как на своего союзника и объявляет себя таким образом господином мира, а бога – своим духовным вассалом.
Когда отношения между государством и религией урегулированы таким образом, то каждый может верить, во что хочет. Западный кодекс ценностей крайне толерантен и никому не делает предписаний по поводу веры – покуда человек, руководствуясь своей верой, превозносит политические цели своего государства. Доказывая это, президент Буш даже посещает американскую мечеть и спасает таким образом честь ислама от окончания "изм" – честь ислама, как религии, понимаемой верующими на вышеописанный "правильный" манер – и заявляет, что американская война с терроризмом ни в коем случае не направлена против ислама, как миролюбивой религии. Однако у такого ислама есть и свои обязанности: он (в первую очередь в лице своих духовных предводителей) должен встать на сторону Америки и ее союзников, а также на службу "войне с терроризмом".Для этого недостаточно, чтобы исламские духовные лица осуждали теракты и благословляли жертв. Они должны своими действиями доказать, на чьей они стороне. Их задание: используя весь свой авторитет земных изъявителей воли божьей, разъяснить своим овечкам, которая сторона защищает террор, а которая справедливость, – и на чьей стороне соответственно стоит Аллах. То есть, помимо всего прочего, они должны призвать к борьбе с теми мусульманами, которые ставят Аллаха выше господ этого мира, а значит, вместе с "исламистскими фанатиками" вокруг Усамы бин Ладена придерживаются полностью противоположного мнения в вопросе о разделении терроризма и справедливости, а следовательно, и о симпатиях Аллаха. Так что высший господин немецкой внутренней безопасности Шили* требует от представителей исламской общины доказать на деле свой корректный взгляд на демократические отношения между религией и государством – путем сотрудничества с земными службами безопасности.
* Министр внутренних дел Германии.