Цель историка заключается в том, чтобы в очередной раз дать ответ на тот вопрос, которым в Германии задаются со времен падения фашизма, с недоумением глядя назад, в фашистское прошлое: "Как это могло произойти?" (стр. 35). Поэтому в основе исследования Гётца Али тоже лежит тот принципиальный ответ, который уже содержится в данном вопросе: по идее, выход Третьего рейха на немецкую историческую арену "невозможно себе представить". Если бы тогда в государстве все было в порядке, то подобное преступление "во имя Германии" никогда бы не произошло. Как правило, каждое исследование фашизма демократические историки начинают с вопроса о том, каким образом – несмотря на все! – образовалось общеизвестное соединение народа и государства, способное на то, чтобы развязать мировую войну. Гётц Али тоже стоит перед этой загадкой: как могло произойти то, чего, по идее, не могло произойти?
"То, что система власти Гитлера с первых дней была крайне неустойчивой, доказано. Возникает вопрос, каким образом она была стабилизирована" (35).Исходя из этого, немецкий историк задается вопросом, какими способами Гитлеру все же удалось мотивировать народ и по каким мотивам народ пошел за своим фюрером. В этом Гётц Али не отличается от других демократических исследователей фашизма – ведь вопрос о скрытых мотивах народа принципиально исключает возможность того, что народ и фюрер были едины именно в политических убеждениях и что программа Гитлера под заголовком "Германия превыше всего" оказала воздействие на людей по той причине, что обращалась к ним как к патриотам. Прежде несложную комбинацию из решительного национального руководства и "здорового" патриотизма масс запутывали теориями о совращении, насилии и магических способностях к манипуляции. Теперь Гётц Али, этот правдолюбец и нарушитель табу, преподносит нам новый вариант тезиса о коллективной вине: материальный подкуп со стороны властей и продажность народа – вот что сплотило "находившиеся в напряженных отношениях народ и власть" (35).
Чтобы достоверно подкрепить свой тезис о подкупе, историк обращается к показаниям самих подкупленных. При этом он цитирует патриотов с их типичным образом мышления: толкуя благо нации как непременное условие собственного блага, они готовы принципиально отказаться от личной пользы. Но, с другой стороны, практикуя идеализм самопожертвования ради высших национальных интересов, они всегда верят в то, что добьются своего успеха благодаря успеху нации. Патриоты считают своим обязательным долгом "участвовать" во всех национальных проектах независимо от собственной выгоды, но параллельно с этим они ищут и находят указания на то, что их национальный идеализм материально окупается. Так в распоряжении историка оказывается куча ценного материала из первоисточников, где рядовые арийцы выражают радость и удовлетворение по поводу всевозможных мероприятий своего нового руководства. Всем этим высказываниям историк верит на слово, забыв про свой критический подход к первоисточникам: люди считали, что с ними хорошо обходятся – значит, это так и было. Гётц Али в изобилии предоставляет слово свидетелям такого рода: к примеру, молодой писатель Генрих Бёлль, находясь в командировке на западном фронте, спрашивает в письме своим домочадцам, какие подарки им прислать полевой почтой. Из этого смехотворного самообмана рядовых патриотов Гётц Али фабрикует причину их "участия", т.е. причину того, почему они отказались от сопротивления, которого от них, по идее, надо было ожидать. Так что его аргументация, а, точнее, принцип, по которому он конструирует историческую картину, не выходит за рамки дешевого криминального романа, в котором следователь распознает во всякой выгоде мотив преступления и таким образом преступника.
С другой стороны, результат этого расследования обогащает немецкое историческое самосознание воистину новыми разоблачениями: при помощи маленьких подарков немцев соблазнили на участие в войне и геноциде. Таким образом работники тыла превращаются в сборище "мелких и крупных прихлебателей" (361), а пушечное мясо на фронте – в банду "вооруженных челноков" (361). Немецкий народ в целом предстает как армия изнеженных охотников за дешевизной, которые с радостью дали принести себя в жертву для победы Германии, потому что не должны были за это раскошеливаться, платили справедливые налоги и иногда получали разрешение ограбить французский дом. По мнению историка, поддержка немцами мировой войны и геноцида исчерпывающе мотивирована тем, что вдовы солдат получали игрушки для детей, а пенсионеры, чьи дома подверглись бомбежке, – поношенную одежду. Ни один папа римский и ни один фашист не смог бы так мрачно расписать инфекцию "материализма", поразившую в сущности здоровый народ.Чтобы сделать такой вывод, нужно проявить немалую бессовестность в интерпретации. Гётц Али целенаправленно не обращает внимания на содержание фашистской программы "народного блага". Эта программа недвусмысленно предусматривала триумф национального коллектива под названием "Германия" над всеми внешними и внутренними врагами, а вовсе не благополучие индивида, которое тогда клеймили как "антинародный эгоизм". От словосочетания "народное благо" Гётц Али оставляет только "благо", стремясь создать видимость того, что Гитлер решил построить этакий социализм, т.е. организовать благополучие масс с использованием больших средств и таким образом сделать свой режим популярным. Так жестокость народного блага, достигаемого в "вечной борьбе за существование" посредством войны с "неполноценными" народами, превращается в сплошное благодеяние для рядовых немцев.
Соответственной оригинальностью отличается его толкование фашистской идеологии о единстве народа и фюрера. В глазах Али это была вовсе не идеология, а реальность. Когда нацисты, решительно претворяя в жизнь свою расовую программу, реализовывали имущество евреев; когда они разграбляли страны, захваченные в ходе войны за восстановление величия немецкой державы, при случае позволяя солдатам поживиться, то делалось это только для того, чтобы поддержать военную экономику. Гётц Али ставит все с ног на голову – как он уже это сделал в случае подкупленных немецких "прихлебателей" в тылу – и смысл превращается в бессмыслицу: обыкновенную добычу он выставляет как цель войны, которая, как-никак, должна была перевернуть вверх дном соотношение сил на европейской и мировой арене. В результате этого война совершает мутацию, превращаясь в "самое решительное массовое убийство с целью ограбления, которое имело место в современной истории" (318) и которое, конечно же, пошло на пользу не только нацистскому государству, но и его "людям-господам" (318). Для того, чтобы государство могло обеспечить своему народу хлеба и зрелищ, затевается мировая война, и газовые камеры тоже великолепно вписываются в экономические расчеты масс, думающих только о собственном благе, и больше ни о чем...Подобными поучениями Али стремится не только обеспечить историческое оправдание непопулярным реформам нынешнего руководства Германии, но и сфабриковать исторический компромат на главный объект этих реформ – систему социального страхования. Его интересуют исторические обстоятельства, которые связывают современную систему социального страхования с "самой мрачной главой немецкой истории". Дело в том, что, по мнению историка, гитлеровская социалистическая модель, основанная на подкупе, получила продолжение не только в ГДР, но и в ФРГ: многие компоненты сегодняшней системы социального страхования, ставшей непосильным бременем для Германии, были введены при Гитлере, а значит, обязаны своим происхождением его низменным "мотивам": "Социальные политики национал-социализма наметили контуры пенсионной программы, которая впоследствии стала в ФРГ нормой начиная с 1957 года и согласно которой старость и бедность перестали быть синонимами" (20). Что из этого следует – понятно: наемный труд должен сопровождаться бедностью, а не благополучием. "Это были законы, которые сделали национал-социализм популярным и в которых просвечивали контуры будущей Федеративной Республики Германии" (22). Такое положение дел выставляет систему социального страхования в неприглядном свете. В результате услужливых махинаций Гитлера мы десятилетиями жили не по средствам, привели экономику в упадок и теперь должны проглотить горькую пилюлю реформ, – сообщает Али избалованным и по сей день коррумпированным немцам, чьи непомерно высокие социальные запросы и жалобные протесты против необходимых изменений тоже, дескать, относятся к пагубным последствиям национал-социализма:
"Запрещение необоснованного увольнения, охрана прав квартиросъемщиков, защита от наложения ареста на имущество – сотни точно выверенных законов были направлены на политику умиротворения. Тем самым Гитлер обозначил политически-ментальные контуры будущей системы социального страхования в ФРГ. Правительство Шрёдера и Фишера стоит перед исторической задачей долгого расставания с народной общностью" (Гётц Али в газете "Зюддойче Цайтунг" от 01.09.04).Вот так историческая идеология подстраивается под политику. Шрёдер давно уже начал демонтаж системы социального страхования, а историки а-ля Али бросаются заменять славные традиции, которые долгое время ей приписывали, бесславными традициями. Если раньше система социального страхования награждалась историческим знаком качества как детище своего великого основателя Бисмарка и при этом десятилетиями служила наглядным доказательством добротности рыночной экономики, не имеющей ничего общего с "манчестерским капитализмом", то теперь ее объявляют традицией, пошедшей от Гитлера, связывают причинно-следственной связью с его ужасными преступлениями и клеймят историческим позором. По-видимому, только этой идеологии не хватало стране в эпоху реформ: даешь отмену социальных гарантий во имя победы над фашистским прошлым!